«Мы не хотим евро»

Протестами в Болгарии трудно кого-то удивить — они давно стали частью местной политической культуры и регулярной формой выражения недовольства. В последние месяцы одним из главных поводов для манифестаций стал грядущий переход Болгарии на евро — в Софии и других крупных городах страны привычным явлением стали демонстрации под лозунгами вроде «Мы не хотим евро» и «Лапы прочь от болгарского лева». Иногда страсти накаляются настолько, что происходят потасовки протестующих с полицией: так, по итогам столкновений, произошедших в центре столицы 4 июля, три правоохранителя оказались в больницах, а двое зачинщиков беспорядков были отправлены за решетку.

Главным организатором протестов выступает националистическая и пророссийская партия «Возрождение», обладающая третьей по численности фракцией в парламенте. Ее лидер Костадин Костадинов обвиняет власти страны в предательстве национальных интересов, подчеркивает, что большинство болгар не поддерживают переход на евро, и мрачно предсказывает, что он приведет к отказу от ключевого атрибута суверенитета.

Для большей убедительности «Возрождение» и другие идейно близкие им движения прибегают к понятным и тревожным для болгар ассоциациям, ведь лев — это не только денежная единица, но и животное-символ Болгарии. А значит — намекают националисты — сторонники отказа от национальной валюты посягают не просто на деньги, но и на саму болгарскую идентичность.

Лев в клетке «валютного совета»

«Возрождение» и другие националистические партии апеллируют к эмоциям, но на деле лев давно не самостоятелен: он уже более четверти века намертво привязан к евро.

Такая ситуация стала следствием 1990-х годов, когда после конца коммунистического режима болгарская экономика — как и российская — переходила от плановой экономики к рыночной.

В начале 1997 года это привело к гиперинфляции: темпы роста цен превысили 2000% в годовом измерении, курс доллара подскочил до 2192 левов (двумя годами ранее соотношение было 1 к 62), а госдолг превысил 100% ВВП. Массово стали закрываться банки, вернулись товарный дефицит и пустые полки, а зима 1996–1997 годов прошла под знаком бесконечных демонстраций.

Находившиеся у власти социалисты оказались не способны справиться с кризисом и были вынуждены уйти в отставку. Пришедшее им на смену техническое правительство провело переговоры с МВФ и Всемирным банком, итогом которого стало введение «валютного совета» (currency board). В 1990-е годы международные институты неоднократно прописывали такой рецепт странам, столкнувшимся с гиперинфляцией . К примеру, «валютный совет» существовал в Аргентине, Боснии и Герцеговине, Латвии, Литве, Эстонии.

В июле 1997 года был установлен фиксированный курс обмена лева на немецкую марку в соотношении 1000:1, а с введением евро в 1999 году лев был привязан к новой европейской валюте. После девальвации болгарской национальной валюты в июле того же года ее обменный курс к евро стал таким же, как и у марки, — 1,95/1.

Центральному банку Болгарии было запрещено печатать не обеспеченные валютными резервами деньги. Эта мера существенно ограничила возможности властей, лишив их возможности, например, стимулировать экономический рост за счет наращивания госрасходов или подстегивать экспорт путем девальвации. Однако после драматического опыта ключевым приоритетом для Софии стало — и остается — обеспечение макроэкономической стабильности, поэтому привязка лева к евро сохраняется и по сей день.

Но если болгарская монетарная система и так сильно зависит от валюты ЕС, то почему переход не произошел раньше?

Маастрихтские критерии

Обязательство перейти на евро Болгария взяла на себя еще при вступлении в ЕС в 2007 году. Однако затем выяснилось, что на пути в валютный союз лежит множество препятствий.

Одним из первых стал орфографический спор: Европейский центральный банк (ЕЦБ) настаивал на том, что название европейской валюты кириллицей должно писаться «еуро», тогда как в Болгарии считали, что правильнее приблизить написание к произношению (болгарское название звучит как «эвро», но, поскольку буква «е» читается как русская «э», то форма «евро» точно отражает произношение). В лингвистических баталиях победу одержали болгары, однако с остальными условиями присоединения к еврозоне всё оказалось куда сложнее.

Страна, желающая перейти на евро, должна соответствовать Маастрихтским критериям. Они предполагают, что инфляция и процентные ставки не превышают более чем на 1,5 и 2 процентных пункта соответственно средний уровень в трех странах ЕС с самым низким соответствующим показателем; госдолг находится ниже 60% от ВВП, а бюджетный дефицит — 3% от ВВП. Кроме того, претенденты на вступление в еврозону должны как минимум два года участвовать в механизме валютных курсов ERM II, в рамках которого колебания национальной валюты относительно евро не могут превышать 15% в ту или другую сторону.

С бюджетным дефицитом у Болгарии проблем практически не было — за последние десять лет он превысил трехпроцентный потолок только в 2020 и 2021 годах, когда государственные расходы резко выросли из-за пандемии коронавируса. Что касается госдолга, то Болгария — вообще пример для остальных членов ЕС: благодаря жесткой макроэкономической политике задолженность государства находилась на уровне 14–18% во второй половине 2000-х, затем выросла, но и сегодня не превышает 25%. Довольно устойчивыми были и процентные ставки, которые в отдельные годы могли превышать установленный уровень, но ненамного.

Несколько сложнее дело обстояло с инфляцией, которая во второй половине 2000-х годов была выше целевых показателей (а в кризисном 2008 году достигла 12%), и затем вновь подскочила из-за роста цен на энергоносители после полномасштабного российского вторжения в Украину в 2022 году.

Партийная система очень фрагментирована, что делает политические коалиции крайне неустойчивыми. Как следствие, с 2013 года в стране сменилось двенадцать кабинетов, причем половина из них были техническими. Кроме того, хронической проблемой Болгарии остается коррупция — с момента вступления в Евросоюз она прочно входит в тройку самых коррумпированных стран ЕС: например, в 2024 году в Индексе восприятия коррупции хуже, чем у нее, положение было только у Венгрии. В течение долгих лет политическая нестабильность и слабость судебной системы, неспособной побороть коррупцию, оставались главным препятствием для участия в ERM II.

Свои причины не торопиться с вступлением Болгарии в еврозону были и у Брюсселя. На заре существования единой европейской валюты на нее перешли страны, которые не соответствовали Маастрихтским критериям: например, у Италии и Бельгии госдолг превышал размеры ВВП, та же проблема была и у Греции, которая к тому же, как выяснилось позже, сильно занизила данные по инфляции.

В тучные 2000-е годы это не казалось большой проблемой, однако кризис суверенных долгов, разразившийся в 2009 году, заставил Брюссель быть намного осторожнее при выборе новых участников еврозоны. В 2010-е годы к ней присоединились лишь балтийские государства, занимающие последние места по размерам ВВП среди стран ЕС.

На этом фоне Болгария, которая была заметно беднее остальных стран ЕС и не имела достаточно устойчивых финансовых и судебных институтов, не представлялась желанным кандидатом.

Финишная прямая

Большую часть требований Софии удалось соблюсти к 2020 году, когда Болгария присоединилась к механизму валютных курсов. Однако по истечении положенных двух лет переход на евро так и не произошел.

Изначально предполагалось, что европейская валюта будет введена с 1 января 2024 года, потом сроки были перенесены на год, а затем — еще на год.

Одним из ключевых этапов на пути вступления в еврозону является отчет о конвергенции (т. е. соответствия страны-кандидата Маастрихтским критериям), который ЕЦБ или Еврокомиссия выпускают раз в два года. В предыдущие годы в этом документе всякий раз находились причины, по которым Болгария еще не была готова к переходу на евро. В 2020 и 2022 году инфляция оказалась выше нормы, не прошло достаточно времени с момента присоединения страны к механизму валютных курсов, местное законодательство не было полностью приведено в соответствие с европейскими нормами, а Центральный банк не добился полной независимости от властей. В 2024 году из всех критериев невыполненным оставался только один — рост цен. В этом году инфляция пришла в норму, и в своем июньском отчете ЕЦБ, наконец, дал Болгарии зеленый свет.

Следующие шаги были сделаны достаточно быстро. 24 июня за вступление Болгарии в еврозону большинством голосов проголосовал комитет по экономическим и валютным вопросам, а 8 июля решение поддержали депутаты Европейского парламента и Совет ЕС.

Сторонники и противники евро

Помимо экономических и политических факторов, затягивание с переходом на евро обусловлено еще и общественными настроениями: многие болгары боятся евро.

Кроме того, рост цен из-за перехода на евро вызывает опасения еще и потому, что может снизить привлекательность Болгарии как туристического направления, а туризм играет важную роль в экономике: в 2023 году страну посетило 8,4 млн туристов (для сравнения — численность населения Болгарии составляет 6,4 млн), доходы этого сектора экономики составил 6,9% ВВП, а количество занятых в нём достигло 283 тысяч человек.

Однако при ближайшем рассмотрении этот аргумент выглядит не очень убедительно: на начальном этапе, когда бизнес переводит ценники в евро, действительно происходит всплеск инфляции, но его масштабы невелики — например, в Хорватии переход на евро в 2023 году добавил 0,4 п. п. к годовой инфляции, которая составила 4%.

Настроения болгар в последние годы менялись в пользу евро, но медленно. В ноябре 2022 года среди респондентов, принявших участие в опросе болгарского социологического агентства Alpha Research, чуть больше половины высказалось против вступления страны в еврозону, тогда как сторонников оказалось меньше трети. В мае 2025 года число тех, кто ратовал за его внедрение, заметно выросло, но всё равно оказалось чуть меньше количества скептиков: 46,5% против 46,8%. Опросы также выявили существенную разницу в подходах между жителями Софии и других крупных городов, которые больше зарабатывают и больше готовы начать использовать евро, и теми, кто обитает в небольших городах и сельской местности, — среди них преобладают пессимистические настроения.

Более того, пребывание в еврозоне обеспечит болгарской экономике большую стабильность в случае новых глобальных кризисов. Наконец, переход на евро обеспечит большее удобство тем гражданам Болгарии, которые имеют возможность выезжать за рубеж, и снизит издержки тех, кто может получать денежные переводы от родственников, постоянно проживающих в других странах ЕС, — а таких, по разным оценкам, сегодня насчитывается от 550 до 900 тысяч.

Конечно, точно предугадать все последствия присоединения к еврозоне невозможно. Однако за последние десятилетия финансовые власти Болгарии показали, что умеют поддерживать макроэкономическую стабильность и, судя по всему, у них хватит компетентности для обеспечения плавного перехода на новую валюту.

Если так, то партии «Возрождение» и другим популистам придется искать новые лозунги: трюк с национальной валютой, которая для них является символом болгарской идентичности, но при этом почти тридцать лет лишена реальной самостоятельности, окончательно потеряет свою актуальность.