Одна таблетка от всех болезней

— Болит голова? Записываешься к тюремному врачу — тебе дают таблетку стрептоцида. Заболело горло? Тебе дают таблетку стрептоцида: положи под язык, рассоси. Вылезла на коже какая-то болячка, ты записываешься к дерматологу. Тебе дают таблетку стрептоцида: растолчи и на ранку посыпь. Выдернул зубы — тебе снова дают таблетку стрептоцида: разболтай в воде и полощи рот! — так характеризует тюремную медицину одна из собеседниц «Новой-Европа», освободившаяся из колонии в далеком 1998 году. Впрочем, по мнению многих правозащитников, мало что изменилось в российских колониях с тех пор, разве что вместо стрептоцида на все случаи жизни теперь выдают парацетамол.

С начала полномасштабного вторжения в Украину система здравоохранения России работает под усиливающейся нагрузкой: ресурсы перераспределяются в пользу армии, растет дефицит врачей, лекарств и оборудования, особенно в регионах. Еще сильнее это бьет по тюремной медицине. Диагностика и лечение в местах заключения — это не только вопрос прав человека, но и личной безопасности. В России, где уголовное преследование может затронуть любого, от качества тюремной медицины напрямую зависит жизнь и здоровье каждого.

С 2022 года медицинское обслуживание в учреждениях ФСИН ухудшается. По данным РБК, уже в 2021 году в ряде регионов до 50% врачебных ставок оставались незаполненными. В некоторых колониях на тысячу заключенных приходится всего один врач, что делает диагностику и лечение практически невозможными. ОВД-Инфо отмечает рост смертности от сердечно-сосудистых заболеваний: заключенные умирают, не дождавшись помощи.

Также с начала полномасштабной войны против Украины благодаря санкциям и политике импортозамещения ухудшается обеспечение российских заключенных лекарствами. Как можно видеть из многочисленных сообщений правозащитников, учреждения ФСИН сталкиваются с дефицитом даже базовых препаратов, от антибиотиков до инсулина. Особенно страдают люди с ВИЧ, диабетом и хроническими заболеваниями. Санкции не запрещают поставки медикаментов напрямую, но из-за проблем с логистикой и оплатой импорт сильно сократился, особенно для тяжелых диагнозов. Государство делает ставку на импортозамещение, но российские аналоги часто уступают по качеству оригиналам или вовсе отсутствуют.

Без преувеличения можно сказать, что Российская пенитенциарная система в этих условиях переживает гуманитарную катастрофу. В тюрьмах и колониях остро не хватает врачей и медикаментов, а обращения заключенных за помощью массово игнорируются. По данным «Зоны права», система здравоохранения ФСИН фактически разрушена: медпомощь оказывается несвоевременно или не оказывается вовсе. Организации Gulagu.net, ОВД-Инфо и «Мемориал» регулярно сообщают о смертях, пытках и полном отсутствии доступа к лечению, особенно у политзаключенных.

Политзаключенным хуже, чем преступникам

— Тюремная медицина плохая абсолютно для всех заключенных, — говорит юристка проекта «Неотложка» ОВД-Инфо Мария Немова. — Но если это политзаключенный или политическое дело, то ситуация может обстоять еще хуже: иногда неоказание медпомощи может быть также элементом политического давления. Например, осужденные за связи с Хизб ут-Тахрир или люди, которые преследуются по террористическим статьям. Прямо бросается в глаза, насколько больше у них проблем с получением медицинской помощи! Конечно, многие из этих людей уже пожилые, но всё равно складывается впечатление, что на людей, которые преследуются по террористическим статьям и по политическим мотивам, чаще оказывается такой вид давления, как неоказание медпомощи.

Еще в 2023 году ФСИН прекратила открыто публиковать ключевые показатели: численность заключенных, данные о заболеваниях и смертности. В обзоре репрессий за 2024 год, подготовленном ОВД-Инфо, говорится о «107 случаях дополнительного давления — то есть физического или психологического насилия, отказа в медицинской помощи или намеренно плохих условий содержания — на фигурантов политически мотивированных уголовных дел». Авторам доклада стало известно как минимум о 28 сообщениях о неоказании медицинской помощи политзаключенным или о ее плохом качестве. «Восемь преследуемых по политическим мотивам умерли в 2024 году в заключении или из-за его последствий», — говорится в обзоре ОВД-Инфо.

Согласно расследованиям DW (Deutsche Welle) и WSJ (The Wall Street Journal), тюремщикам прямо поручили «не сдерживаться» в обращении с украинцами. Это включает избиения, удары током, психологическое давление, отказ в медицинской помощи даже при тяжелых травмах. Особенно жестокие условия в СИЗО-2 Таганрога, которое бывшие заключенные называют «русским Гуантанамо». По данным Amnesty International и ООН, большинство пленных украинцев подвергались пыткам, что делает их содержание в российских учреждениях смертельно опасным.

Как в тюрьме становятся инвалидами

Вот только один пример: политзаключенный Олег Дмитриев (ч. 1 ст. 30, п. «а», и ч. 2 ст. 205 УК РФ) находится под стражей со 2 ноября 2017 года. 22 января 2019 года он был осужден на восемь лет по так называемому «московскому делу трех сторонников «Артподготовки»».

Еще в самом начале своего заключения Олег сломал ногу во время прогулки. Перелом долго не срастался. Но даже когда кости срослись, вернуться к полноценной жизни заключенный не смог из-за повреждения связки. Для ее восстановления требовалась операция. При помощи своего адвоката Дмитриев долго судился с колонией и добился, что 1 апреля 2022 года Орджоникидзевский районный суд Екатеринбурга частично удовлетворил его иск, обязав колонию оказать ему медицинскую помощь.

Но на дворе уже 2025 год, а операцию Олегу так и не сделали. Более того, теперь из-за отсутствия своевременного лечения требуется не только операция на связке, но и замена всего сустава. Дмитриев носит ортез, передвигается с помощью трости и плохо спит по ночам из-за боли в колене. По сути, человек уже стал инвалидом (помочь Олегу Дмитриеву можно здесь. — Прим. ред.).

В конце лета 2024 года Олег снова подал в суд: он требовал признать незаконным бездействие колонии, где ему отказывают в лечении, не дают инвалидность и не позволяют провести операцию по замене сустава. Недавно состоялось судебное заседание, на котором требования Олега были отклонены. Заключенный намерен обжаловать это решение, но его мотивировочная часть всё еще не готова, хотя все сроки уже прошли…

В аналогичном положении оказались и другие фигуранты того же дела, Олег Иванов и Сергей Озеров. В 2021 году у Иванова был диагностирован застарелый перелом плеча, полученный, вероятно, еще при задержании в 2017 году. Врача-хирурга в колонии не оказалось, медицинская помощь так и не была оказана. Постоянная боль, отек и отсутствие лечения зафиксированы правозащитниками. Сергей Озеров, по данным СМИ, в заключении заболел туберкулезом.

— К сожалению, это абсолютно типичные случаи, — говорит координатор проекта «Неотложка» Мария Немова. — Тем более если требуется квалифицированная помощь.

Чтобы не нести за него ответственность, они могут сами выйти с инициативой освобождения по болезни. Но если заключенный хоть как-то держится — не ждите, что тюремные врачи или сотрудники сами проявят инициативу. Нужно всё время писать, писать и писать жалобы и заявления, по-другому не работает (главное о жалобах на неоказание медпомощи заключенным смотрите в памятке «Первого отдела» и «Неотложки». — Прим. ред.).

Мария рассказывает, бывает и так: добившись того, что больного политзаключенного вывезли в больницу, они радуются, а потом оказывается, что его там не лечили. И процесс обжалования начинается снова.

— Если человек сидит один, у него нет родственников, адвокатов, правозащитников — ему остается только полагаться на невероятную силу воли. И то надо понимать, что любая жалоба может обернуться ухудшением условий. Это всегда выбор: или ты пытаешься как-то договариваться, терпишь, надеешься на лучшее — или идешь ва-банк, когда уже невыносимо, и рискуешь тем, что тебя за эту активность отправят в ШИЗО. А туда могут посадить буквально за всё что угодно. По закону, конечно, должны быть какие-то пропорциональные меры, но по факту — нет. Не застегнул пуговицу, съел конфету не в то время — и вот ты уже в карцере. Всё это звучит абсурдно, но именно так и работает. И, к сожалению, жалобы иногда становятся поводом для того, чтобы администрация начала давить еще сильнее, — говорит Мария.

Еще один пример — случай Ярослава Ширшикова из Екатеринбурга, осуждённого по ч. 2 ст. 205.2 УК РФ («оправдание терроризма») за его реакцию на смерть Владлена Татарского. Ярослав повредил левый глаз и потерял на нем зрение ещё на воле в 2016 году, но проблемы усилились в 2024–2025 годах, когда он попал в СИЗО. Там случилась коммунальная авария, и коридор затопило нечистотами. Испарения спровоцировали сильный конъюнктивит, и 17 апреля 2025 года глаз ампутировали по медицинским показаниям.

Ярослава вывезли в «Микрохирургию глаза» в Екатеринбурге, где ему поставили временный протез, даже несмотря на его плохие отношения с администрацией ИК-2. Однако перед заменой временного протеза на постоянный из Ярослава сделали злостного нарушителя порядка и назначили в качестве наказания шесть месяцев ЕПКТ (это наиболее строгая изоляция от других осужденных), для чего этапировали узника в Нижний Тагил. Ярослав опасался, что из Нижнего Тагила его не смогут снова вывезти в Екатеринбург для замены временного протеза на постоянный. Но 9 июня заключенного все же отвезли к специалистам и процедуру провели.

Однако тут подоспела новая беда: после всех злоключений у Ярослава началось воспаление лицевого нерва и парализовало часть лица. И хотя близкий к Ярославу телеграм-канал «Гусарская бравада» с благодарностью пишет о сотрудниках медико-санитарной части, которая «внимательно и профессионально сопровождает здоровье нашего гусара», состояние Ширшикова в неволе последовательно ухудшается — российские пенитенциарные учреждения никого не делают здоровее. Мы не знаем причин воспаления нерва, но точно знаем, что после операций по удалению глаза и протезированию лучше было бы ему оставаться в гражданской больнице или дома, под присмотром любящих людей. Тем более горько осознавать, что его преследуют по политическим мотивам. В нормальной ситуации Ширшиков, как и многие его собратья по несчастью, вообще не должен был попасть в колонию.

Крах внешнего контроля

С начала полномасштабной войны в 2022 году в России произошло резкое сокращение числа правозащитных организаций, оказывающих помощь заключенным. Власти ликвидировали ведущие НКО, включая «Мемориал», Московскую Хельсинкскую группу и «Сахаровский центр», а также усилили давление на независимых адвокатов и волонтеров. Известный фонд «Русь сидящая», помогающий заключенным по всей стране, вынужден уйти в подполье и действовать анонимно.

С 2022 по 2024 год число организаций, внесенных в реестр «нежелательных», выросло более чем втрое — с 53 до 189. Параллельно власти ограничили доступ общественных наблюдательных комиссий (ОНК) в учреждения, а правозащитников — в СИЗО и колонии. ОНК, созданные в 2008 году для контроля за правами заключенных, за последние годы фактически деградировали: в них входят бывшие силовики, фиксируются случаи коррупции.

Сокращение числа правозащитных организаций привело к почти полному исчезновению внешнего контроля за тюрьмами. Жалобы на пытки, отсутствие медицинской помощи и давление со стороны администрации остались без системного реагирования. Вот как об этом рассказывает правозащитник, имя которого по соображениям безопасности мы не можем назвать:

— Сейчас за правами заключенных некому следить, от слова «совсем». Например, адвокат звонит в ОНК по номеру, указанному на сайте Общественной палаты. Говорит: «Хочу навестить доверителя в ИК-10 Екатеринбурга, его не лечат, возможно, пытают». А член ОНК спокойно отвечает: «Платите 10 тысяч — сходим». Адвокат подает жалобу в Общественную палату, к омбудсмену. Мол, почему члены ОНК, которые по закону работают бесплатно, требуют деньги? И что же делает ОНК Свердловской области? Меняет свой регламент — и включает туда пункт, что деньги брать можно. Хотя федеральный закон это прямо запрещает. И это не единичный случай. Вот еще факт: председатель ОНК дает взятку помощнику начальника ГУФСИН по соблюдению прав заключенных. Всё это давно стало системой. Так что если у заключенного нет своих адвокатов и защиты снаружи — помощи ждать неоткуда, — резюмирует правозащитник.

«Неотложка»

Тем ценнее работа тех, кто, оставаясь в России, и сейчас пытается как-то облегчить участь заключенных.

«Неотложка» — проект ОВД-Инфо, который помогает политическим заключенным с проблемами со здоровьем. С 2024 года проекту удалось добиться оказания медицинской помощи как минимум в 15 случаях. В центре внимания остаются более 20 заключенных, которые по-прежнему нуждаются в лечении и находятся в опасности. «Неотложка» помогает найти и оплатить адвоката для посещения по медицинским вопросам, а также оплатить лечение, а кроме того — обращаться в международные органы, например, в ООН.

Смерть Алексея Навального в феврале 2024 года стала трагическим напоминанием о жестокости системы. Но именно этот опыт подтверждает: за каждую жизнь стоит бороться, и настойчивость дает свои результаты. Заявку на помощь от «Неотложки» можно отправить по почте [email protected]. Помочь «Неотложке» в сборе средств на адвокатов и лечение можно на этой странице.

Мария Немова отмечает, что парадоксальным образом, даже на фоне ужесточающихся репрессий и деградации пенитенциарной системы, в законодательстве всё еще наблюдаются отдельные тенденции к гуманизации:

Казалось бы, это было очевидным и ранее, но только теперь стало четко прописано в нормативных документах, что можно считать шагом вперед, пусть и на фоне общего регресса. Потом еще расширяется перечень заболеваний, которые препятствуют содержанию под стражей. Раньше был один перечень заболеваний, с которыми нельзя в СИЗО, и другой — заболевания, с которыми нельзя сидеть, когда уже вынесен приговор. Сейчас они стали больше похожи, и перечень заболеваний, с которыми нельзя в СИЗО, стал шире. Это тоже гуманизация, — говорит Мария.

И тут же приводит противоположный пример: в конце января — начале февраля 2025 года ОВД-Инфо и «Неотложка» подняли тревогу из-за одного проекта постановления на сайте Regulation.gov.ru. Он мог серьезно ухудшить доступ заключенных к обычным врачам — тем, кто не работает в системе ФСИН. Суть предложенных изменений — отмена фиксированного трехдневного срока, в течение которого человека должны были доставить к «вольному» врачу в случае невозможности оказать ему помощь в системе ФСИН.

— Этот срок и так часто нарушался, но его формальное существование позволяло добиваться прав заключенных через суд. Новый проект предлагал заменить конкретные сроки расплывчатой формулировкой «в соответствии с программой государственных гарантий», что фактически размывало ответственность и могло привести к еще большему затягиванию помощи. Благодаря кампании, организованной ОВД-Инфо, более 600 человек оставили публичные комментарии против этой инициативы. Статус этих отзывов — «частично учтено». И хотя проект пока не принят, есть надежда, что он по крайней мере не пройдет в изначальном виде, — объясняет юристка ОВД-Инфо.

Угроза жизни

Согласно данным проекта «Поддержка политзаключенных», по политическим причинам в России сейчас преследуются более 3480 человек. Как минимум 180 из них испытывают проблемы со здоровьем. Количество случаев медицинского давления в местах лишения свободы (игнорирование жалоб на состояние здоровья, отказ в медицинском обследовании, не передают лекарства) — 73 случая за всё время сбора информации с 2022 года. Что касается украинских военнопленных и гражданских заложников, то их общее число, по разным оценкам, может составлять до 20 000 человек, то есть еще больше, чем указали в своем письме 11 российских политзаключенных.

Тем временем репрессии только нарастают, вполне очевидно, что и эти цифры в ближайшее время продолжат расти. В том числе, вероятно, и за счет тех 47 соискателей убежища, которые были депортированы из США 19 июня 2025 года.

Например, мать-одиночка из Екатеринбурга Екатерина Сурсякова, получившая недавно политическое убежище в США, когда-то в молодости, в далеком в 1998 году, наделала ошибок и была судима в России за кражу. Отсидела в колонии три года. При рассмотрении вопроса о ее политическом убежище прокурор США пыталась использовать этот факт против Екатерины. На доводы защиты о том, что Сурсяковой в России может грозить тюрьма за ее антивоенные высказывания, прокурор заявила, что не видит в этом ничего страшного, так как женщина уже побывала в российской колонии раньше.

Прокурор не знала, что после колонии Екатерина заболела туберкулезом. Через десять лет женщине сделали операцию на легких, после чего их объем уменьшился вдвое. С тех пор многое изменилось, но качество тюремной медицины в России точно не стало лучше.

Этот конкретный случай показывает, что мировое сообщество по-прежнему недооценивает опасность, грозящую российским политзаключенным и украинским гражданам в российской тюрьме.

Открытое письмо политзаключенных — это не крик отчаяния, а акт сопротивления, призыв к миру и справедливости в условиях, когда само государство стало источником смертельной угрозы. Медицинская помощь не привилегия, а базовое право человека. Однако в сегодняшней России она превращена в инструмент давления и пытку. Политические заключенные умирают, потому что система больше не скрывает своей жестокости.

Пока их голоса звучат из-за решетки, у нас снаружи остается выбор — услышать их и требовать перемен или проигнорировать. Но надо помнить, что цена молчания — жизнь. Так погиб, например, пианист и политзаключенный Павел Кушнир, о котором мир узнал лишь только после его смерти в российском СИЗО.