Семь переводов и восемь лет
Иллюстрация: «Новая газета Европа»
В России продолжаются процессы по так называемым «делам о переводах», когда обычных людей судят за небольшие пожертвования в пользу структур Алексея Навального. К настоящему времени в открытых источниках упоминается около восьмидесяти уголовных дел, возбужденных за донаты ФБК, однако до приговоров дошла лишь часть: известно примерно о пятидесяти решениях судов. Большинство из них заканчиваются штрафами (от 100 000 до 600 000 рублей), часть — условными сроками (обычно 2–4 года), и как минимум в одиннадцати случаях вынесены реальные сроки лишения свободы, включая заочные приговоры на 3–5 лет.
После 24 февраля 2022 года давление власти на общество стало тотальным, в том числе и в Пермском крае. Здесь зафиксировано не менее семи уголовных дел, которые правозащитники и СМИ относят к политически мотивированным. Среди них — как минимум три дела о государственной измене, два дела о «фейках» и «дискредитации армии» и одно дело о «призывах к деятельности против безопасности государства» (в отношении бывшего координатора штаба Навального Сергея Ухова).
Также в марте 2023 года прошли обыски у пермских мемориальцев, один волонтер провел двое суток в ИВС и был оштрафован. Бывший руководитель «Мемориала» Роберт Латыпов объявлен в розыск и заочно арестован по делу о «покушении на контрабанду культурных ценностей», а его коллега Александр Чернышов в апреле 2024-го получил три года условно.
Кроме того, региональная прокуратура фиксирует рост числа «экстремистских» процессов: только в 2024 году возбуждено 38 таких дел, и все они окончились обвинительными приговорами.
В августе 2025 года по «донатному делу» в Березниках были арестованы Ирина Файзулина и Елена Гусева. «Новая-Европа» рассказывает их историю.
Сегодня в Ленинском районном суде Перми состоялось заседание по продлению ареста активисток Елены Гусевой и Ирины Файзулиной. Как нам стало известно, следователь попросил изменить меру пресечения обеим женщинам.
На заседании 14 октября Файзулину и Гусеву действительно выпустили из СИЗО. Под домашним арестом они пробудут до 14 декабря.
Суд запретил Файзулиной и Гусевой пользоваться связью, интернетом и общаться с кем-либо, кроме совместно проживающих близких родственников, отметили телеграм-канал «Пермь 36,6» и «ОВД-Инфо». Так, Ирине не разрешат общаться с мужем и правозащитником Артемом Файзулиным, который проходит свидетелем по ее делу.
Это была не первая встреча обеих женщин и их семей с полицией: 14 марта 2024 года силовики уже приходили с обысками к юристу и правозащитнику Артему Файзулину, мужу Ирины, а также к активисткам Елене Гусевой и Ирине Лященко.
Поводом официально указывалось расследование дела против Сергея Ухова, бывшего координатора штаба Навального в Перми, создателя телеграм-канала «Пермь 36,6», внесенного в реестр «иностранных агентов». Несмотря на давление, конкретных обвинений никому из троих предъявлено не было, всех отпустили домой. Самого Ухова дважды оштрафовали по «иноагентской» статье КоАП, а его уголовное дело по статье 280.4 УК РФ формально остается открытым до сих пор, приговора по нему нет.
Елена Гусева — жительница Березников, ее имя сначала прославилось в спорте: в 2013 году она стала участницей уникальной эстафеты через Берингов пролив, когда команда пловцов переплыла с Чукотки на Аляску в воде температурой около нуля градусов, и тот заплыв вошел в Книгу рекордов Гиннесса. Позднее Гусева оказалась в центре общественной жизни своего города: участвовала в экологических протестах, выходила на мирные акции против войны, возлагала цветы в память об Алексее Навальном. У Елены трое детей, один из них несовершеннолетний.
Елена Гусева. Фото: VK
Ирина Файзулина — жительница Березников, инженер-эколог по образованию и профессии. Она работала ведущим специалистом отдела разрешительной документации в управлении по охране окружающей среды ПАО «Уралкалий» — ее деятельность напрямую связана с экологическими вопросами и промышленной безопасностью. Помимо работы, Ирина участвовала в волонтерских и экологических инициативах: помогала в городских субботниках, акциях по уборке мусора, участвовала в движениях по защите природы и заботилась о животных.
Муж Ирины — Артем Файзулин — юрист из Березников, бывший капитан полиции и эксперт-криминалист, которого в 2013 году уволили «за проступок, порочащий честь сотрудника ОВД» после публикации семейного фото в Facebook с лозунгами в поддержку Алексея Навального.
В результате Файзулин лишился не только работы, но и положенной ему пенсии за выслугу лет, до которой оставался всего лишь месяц, и стал частнопрактикующим юристом. В 2021 году Артем Файзулин дважды подвергался административным арестам за «организацию несанкционированных публичных мероприятий» (на деле — за публикации в соцсетях) в поддержку Алексея Навального:
5 суток за акцию 23 января, 13 суток за акцию 21 апреля. А уже в 2022 году он был оштрафован на 40 000 рублей по ч. 1 ст. 20.3.3 КоАП РФ за «дискредитацию армии».
Друг Файзулиных Иван (имя изменено по его просьбе) рассказал «Новой-Европа», как познакомились Ирина и Артем.
— Они оба из Березников и знакомы с тринадцати лет. Тогда у нас были такие городские лагеря — площадками их называли. И вот как-то их коллективы вместе поехали на турслет. Артем с Ириной там у костра и познакомились. Он сразу на нее «запал», сам потом признавался. Даже дату знакомства запомнил на всю жизнь: 14 августа 1989 года. Он уже тогда начал за ней ухаживать. А поженились Артем и Ирина только в 2001-м, то есть двенадцать лет прошло с того костра. Двое детей у них родились.
Ирина Файзулина. Фото: VK
Другой общий знакомый, бывший пермский журналист, а ныне политэмигрант и иноагент Юрий Бобров, рассказывал «Новой-Европа», что познакомился с Артемом в тот день, когда того уволили за фотографию в соцсетях в поддержку Навального:
— Я тогда на «Эхе» работал. Первое, чем я был потрясен, — насколько Артем культурный, интеллигентный полицейский. Второе потрясение — это уже когда я познакомился со всей их семьей и с друзьями в Березниках. Они какие-то удивительные, как будто идеальные. С ними всегда были Лена Гусева и Роман Коротаев. Роман был их мозговым центром, пока не умер от ковида. Потом Артему пришлось взять на себя всё.
Ирину и Елену Юрий сравнивает с некрасовскими героинями. Он говорит, впрочем, что кони на скаку и горящие избы — ерунда по сравнению с тем заплывом Елены с Чукотки на Аляску через Берингов пролив в холодной воде. А Ирина, по его словам, готова помогать всем и всегда — круглосуточно и без выходных.
— И вот они там умудрялись выживать, осуществлять важные гражданские инициативы. Их было, блин, четверо, но они были в тельняшках. И мне до сих пор удивительно, что они такие душевные качества сохранили в той атмосфере, реально — в кислоте выжили. В смысле, в политической «кислоте», имею я в виду, хотя Березники — это такой очень особый город, его называли раньше «химической столицей СССР».
Артём Файзулин. Фото: VK
— Это такой особый город, его создали в советское время на залежах полезных ископаемых, — продолжает Бобров. — Там много чего добывают и перерабатывают. И какие-то десятки процентов мировых запасов калийной соли находятся и добываются в Березниках. Еще там добывают титаномагниевую губку, или вот привычная коробочка с пищевой содой, которая стоит у каждой хозяйки, скорее всего, была в Березниках добыта.
Известное старинное прозвище «Пермяк — соленые уши» изначально описывало работников солеварен, но потом приклеилось ко всем жителям этого края.
— Город также знаменит своими провалами, которые возникают на месте отработанных соляных шахт. Он весь построен над шахтами. Поэтому в Березниках всегда была куча экологических и правозащитных инициатив — компенсации, переселение, аварийные ситуации и так далее, — рассказывает Юрий Бобров.
Иван в свою очередь вспоминает, что в Березниках одно время, еще до 2017 года, действовала общественная организация «Гражданский надзор» (сокращенно ее называли «Гранад») — с общественной приемной, куда люди приходили со своими проблемами: экология, жилье, незаконные административные дела. Руководил «Гранадом» Роман Коротаев.
Он любил повторять: «Мы боремся не с государством, мы боремся со злоупотреблениями государства».
— В 2017-м, когда по стране пошла волна [создания] штабов Навального, — говорит Юрий Бобров, — в крупных городах открывались официальные структуры, а в регионах на энтузиазме стали появляться «народные штабы». Роман, ныне покойный, стоял у истоков, а Артем тогда тоже стал важной частью этого процесса. Ирина всегда была с ним рядом, как настоящая жена декабриста.
«Новая-Европа» пыталась связаться с Артемом Файзулиным, но он отказался давать комментарии из соображений безопасности.
Иван рассказал «Новой-Европа» всё, что сам узнал об аресте Ирины Файзулиной. С его слов, утром 27 августа Ирина, как обычно, пришла на работу в управление компании «УралКалий». Но ее пропуск на предприятие, где она отработала 30 лет, на проходной внезапно оказался заблокирован. Ирине предложили пройти в кабинет информационной безопасности, где ее уже ждали сотрудники УФСБ. Силовики тут же повезли ее обратно домой, на обыск. Позвонить мужу не дали. Дверь в квартиру женщина открыла своим ключом и сразу предупредила: «Я не одна». Артем, по словам Ивана, уже по голосу понял, что происходит что-то очень серьезное.
В отличие от обыска прошлого года, когда силовики перевернули квартиру, на этот раз всё прошло относительно корректно. У членов семьи изъяли телефоны и уделили большое внимание банковским картам. Ирине тут же вручили постановление о привлечении в качестве обвиняемой. В постановлении фигурировали транзакции в адрес структур, которые следствие связывает с ФБК.
Митинг в поддержку Алексея Навального в Перми, 23 января 2021 года. Фото: сайт пермской деловой газеты «Бизнес класс»
После обыска обоих супругов доставили в отделение ФСБ и допросили по отдельности. По словам Ивана, после вступления в силу решения о признании ФБК экстремистской организацией Артем, как юрист, всем своим домочадцам и единомышленникам много раз говорил одно и то же: «Ребята, всё. Рамки настолько сужены, что нельзя вообще ничего: никаких донатов, пожертвований, даже никаких перепостов».
— Я не сомневаюсь, что и в семье этот разговор был, — говорит Иван. — Когда за Ириной пришли, Артем сразу сказал, что «сознательно и умышленно» она уже давно ФБК никаких переводов делать не могла. Она ведь неглупый человек и не партизан, который с шашкой бросается на амбразуру. Ирина прекрасно понимала, что рисковать нельзя. Артем говорил, что сам ломает голову: как это вообще могло быть? Может, техническая ошибка или забытый автоплатеж, а может, чистая провокация или даже прямая фальсификация? Что если силовики «в память» о прежней оппозиционной активности семьи приписали к «донатам ФБК» какие-то другие переводы — на экологию, на помощь животным?
И только в одном он был уверен на все сто: после августа 2021 года ни он, ни Ирина сознательно никаких переводов ФБК не делали, — делится Иван.
28 августа 2025 года Марина Якутова, судья Ленинского райсуда города Пермь, отправила обеих женщин в СИЗО: Ирину — до 15 октября, Елену — до 20 октября 2025. По ходатайству ФСБ оба заседания прошли в закрытом режиме. В этот же день проект «Поддержка политзаключенных. Мемориал» сообщил, что считает их политзаключенными. 3 сентября 2025 Пермский краевой суд рассмотрел апелляции о мере пресечения и оставил в силе заключение под стражу, несмотря на наличие у обеих женщин несовершеннолетних детей.
Ирине Файзулиной вменяется совершение семи пожертвований по 300 рублей каждое (всего 2100 рублей), сделанных уже после признания ФБК экстремистской организацией, а Елене Гусевой — перевод в размере 3500 рублей, при этом количество ее транзакций в открытых источниках не уточняется. Обе женщины обвиняются по ч. 1 ст. 282.3 УК РФ («финансирование экстремистской деятельности») за переводы в адрес структур ФБК, признанного экстремистским и запрещенного в России в 2021 году. Обеим грозят крупные штрафы, принудительные работы или лишение свободы на срок до восьми лет.
Артем Файзулин в разговорах со СМИ многократно отмечал, что перечисления после августа 2021 года могли быть исключительно результатом автоплатежа, который его жена забыла отключить. В постановлении о возбуждении дела против Файзулиной указывалось, что речь идет о семи переводах, совершённых в пользу структур ФБК с августа 2021 года до марта 2022-го, когда из-за санкций переводы прекратились.
Эти же семь эпизодов фигурируют в материалах против некоторых других обвиняемых по России: в Удмуртии, например, и в Нижегородской области. Очевидно, что это — типичная ситуация: люди забыли снять лишнюю галочку, и дальше деньги списываются технически, без повторного волеизъявления. С точки зрения права, автоматический перевод не должен признаваться равным сознательному действию, ведь в уголовном праве ключевое значение имеет именно умысел. И если умысел отсутствовал, а переводы шли по инерции, состава преступления нет. На практике суды этим пренебрегают.
Ирина Файзулина. Фото: VK
Помимо этого обстоятельства, есть и другой нюанс: объем пожертвований минимален и не имеет никакого соразмерного значения для «финансирования» крупной структуры. Фактически речь идет о символических суммах, которые не могли реально повлиять на деятельность организации. В нормальной ситуации такие дела должны были быть прекращены за незначительностью. Но и этого не происходит.
Между тем, пожертвования в адрес общественных организаций — это не только перевод денег, но и форма выражения гражданской позиции. Донат в ФБК для гражданина России был способом показать поддержку деятельности политического объединения и солидарность с его идеями.
Наказывать за символические донаты — значит фактически карать за участие в политической жизни и за принадлежность к гражданскому обществу.
На Урале сегодня фиксируется довольно много случаев преследований по политическим мотивам. Если подсчитать опубликованные по отдельности сообщения «Мемориала» и других открытых правозащитных источников, то получится, что в уральских регионах (Башкортостан, Пермский край, Свердловская, Челябинская, Курганская и Оренбургская области, Удмуртия), по политически мотивированным причинам преследуются не менее восьмидесяти человек. В эту цифру входят как официально признанные политзаключенные, так и те, кого относят к «иным жертвам политрепрессий». Самая крупная группа — фигуранты «баймакского дела» в Башкортостане (48 человек), но есть и более локальные истории. В числе преследуемых — юристы, общественные активисты, религиозные общины, студенты и обычные жители, чьи дела иллюстрируют широту и разнообразие политически мотивированных репрессий на Урале.
Пермь долгое время была особым местом на карте гражданской жизни России.
Здесь возникали инициативы, которые потом становились образцом для всей страны: от музея «Пермь-36» и форума «Пилорама» до первых практик общественного контроля и сильных правозащитных организаций.
Опыт Пермского края показателен: он дал стране уникальные образцы работы с памятью, механизмы общественного контроля и школу правозащитного активизма, но в итоге оказался одним из регионов, где эти же практики были целенаправленно разрушены государством.
Пермь стала одной из ключевых лабораторий российского гражданского общества начиная с 1990-х годов. Здесь сформировались структуры, которые задали тон всей стране: Пермский региональный правозащитный центр, «Пермская гражданская палата» Игоря Аверкиева, «Мемориал» и «Молодежный Мемориал». Символом открытой дискуссии были музей «Пермь-36» и форум «Пилорама» — площадка, где на протяжении восьми лет встречались самые разные люди, от неизвестных широкой публике региональных гражданских активистов до Бориса Немцова или Васи Обломова. На форуме обсуждали советские репрессии, права человека, одновременно говорили и о современной политике.
Из Перми вышли также идеи институционализации гражданского участия: именно здесь впервые разработали и приняли региональный закон об общественном контроле, ставший моделью для федерального закона № 76-ФЗ об общественных наблюдательных комиссиях (2008). «Пермская гражданская палата» подготовила методические материалы, которые позже использовались по всей России, а «Молодежный Мемориал» развивал просветительские проекты, соединяя историческую память и гражданское образование. Всё это сделало Пермь заметным центром не только региональной, но и федеральной правозащитной повестки.
Виктор Басаргин. Фото: Kremlin
В 2012 году губернатора Пермского края Олега Чиркунова сменил Виктор Басаргин, и риторика краевых властей резко изменилась. Если при Чиркунове Пермь позиционировалась как регион открытых дискуссий, то при Басаргине проекты вроде форума «Пилорама» и музея «Пермь-36» стали восприниматься как источник «политизации» и «негативного имиджа». В 2013 году финансирование форума прекратили, и «Пилорама» больше не проводилась. Журналисты и сами участники тогда прямо писали: новый губернатор был обеспокоен тем, что Пермь воспринимается как оплот правозащитников и критиков власти, — именно это стало причиной сворачивания проекта. Форум «Пилорама» был закрыт, вокруг музея «Пермь-36» разгорелся конфликт, имевший результатом полную смену руководства. Пермский «Мемориал» был исключен из реестра юрлиц в 2022 году, а созданный на его базе «Центр исторической памяти» впоследствии ликвидирован решением суда, что фактически прекратило работу организации в регионе.
Тем не менее, в 2017–2021 годах в Перми действовал штаб Навального, а в Березниках появился «народный штаб». На акцию в поддержку Навального в Перми 23 января 2021 года вышли, по данным омбудсмена края, более 2 000 человек, при этом координатор штаба называл цифру до 8 000; в тот день полицией были задержаны Артем Файзулин и Сергей Ухов. Спустя неделю, 31 января, официальные источники говорили примерно о 600 участниках, тогда как штаб оценивал число собравшихся около 5 000; к вечеру были задержаны не менее 83 человек. А 24 февраля 2022 года, в день начала войны, в центре Перми состоялось массовое антивоенное собрание; местные СМИ писали о 150 участниках, тогда были задержаны от 17 до 28 человек.
Даже по самым осторожным данным, эти события подтверждали, что Пермь оставалась одним из городов, где сохранялась и проявлялась гражданская энергия за пределами столиц.
Юрий Бобров сказал, что Ирина и Лена сумели «выжить в кислоте». Но сегодня сама среда стала куда более едкой. Атмосфера в Перми и Березниках мало чем отличается от общероссийской — ее определяют тревога, настороженность и страх. Даже люди, не вовлеченные в гражданский активизм, ощущают, что репрессии могут коснуться каждого: за слова, за переписку, за случайное высказывание. Самоцензура становится повседневным навыком, а чувство уязвимости — привычным фоном.
В этой атмосфере особенно трудно выжить тем, кто оказался не просто в кислоте, а в ее концентрате — в СИЗО, тюрьме или колонии. Для Ирины и Елены испытание уже началось, и им предстоит сохранять силы, надежду и человеческое достоинство в условиях, где всё устроено так, чтобы их ломать.
{{subtitle}}
{{/subtitle}}