Солдат неудачи, которому повезло

Повестка

В конце сентября 2024 года Александру, недавно окончившему колледж по специальности «программист», пришла повестка в армию. Служить он не хотел: он плохо относился к войне, которая началась еще когда Александр учился в школе, и не хотел на ней оказаться. Однако в военкомат пошел. 

— Я был уверен, что меня признают негодным по болезни: у меня астма и коксит тазобедренного сустава, он же артрит, в 16 лет в приписном (удостоверение гражданина, подлежащего призыву. — Прим. ред.) мне поставили категорию Г-1 (временно негоден. — Прим. ред.), — рассказывает Александр. — Но мне сказали, что всё отлично и я годен. Сразу же предложили подписать контракт, обещали, что там «всё хорошо: служба в части, еще и деньги будешь получать». Я сначала отказался, потом мне намекнули, что если я продолжу, то меня отправят служить срочную в Белгород или в Курскую область, где очень плохо. Я еще раз у них уточнил, оставят ли меня в части, подумал и подписал. Дело в том, что у меня товарищ оказался плюс-минус в такой же ситуации, но поехал служить срочку, его отправили в часть на границе в Белгороде. Там он попал под обстрел и чуть не погиб, и я подумал, что мне такое «удовольствие» точно не нужно.

Позже Александр будет относиться к решению стать контрактником как к «худшему в жизни» — он жалеет, что поверил обещаниям военных не отправлять его на войну.

— На войне убивают людей, и это в любом случае плохо — что сейчас, что во время Великой Отечественной. Еще хуже то, что война эта происходит оттого, что Россия напала на другую страну. Так делать нельзя, — считает дезертир. 

Петербург. Один командир вымогал деньги, другой бил

Через две недели Александра и других подписавших контракт вызвали на пункт сбора и отправили проходить подготовку в разные места. Александру достался оккупированный Севастополь, куда его отправили с пустым военным билетом и обещанием забрать обратно в Петербург. Новобранец был уверен, что его обманывают, но командиры, на удивление, сдержали свое обещание: после штурмовой подготовки его единственного из 180 человек не посадили на КамАЗ, отправлявшийся на фронт. Вместо этого Александра через пару недель, 2 декабря 2024 года, отправили проходить службу в Питер, и там со временем стало ясно, зачем же его вернули.

— Меня поставили на номинальную должность — электрика-оператора. Командир подразделения, майор, посадил печатать какие-то бумажки. Моей жизни, конечно, тогда не угрожало ничего, но этот командир оказался неадекватным: постоянно требовал взятки, чтобы меня никуда не отправили. Уже через пару дней он подошел, попросил купить подставку для телевизора. Я подумал: «Ладно», — и купил. Через день ещё и ещё — закажи табличку на кабинет, сделай карту полигона… Я ему говорю: «У меня нет столько денег, у меня зарплата 35 тысяч», — он: «Надо, надо». Непрозрачно намекнул, что если я откажусь, меня пошлют на войну. Приходилось продолжать, вариантов не было, хотя финансово было тяжело, не хватало денег на еду, — говорит Александр.

Когда у него начали кончаться деньги, отношение к нему изменилось — к угрозам отправкой на фронт добавилось и физическое насилие: командир сильно бил подчинённого в живот и плечи. При этом Александр вспоминает, что другой командир, старшина, был «ещё хуже, совсем неадекватный»:

 Мне это всё очень не нравилось, постоянно думал: «Сейчас меня еще на войну отправят из-за чего-нибудь». Я связался с «Идите Лесом», мне дали маршрут, и я уехал из страны в начале апреля 2025 года.

Тунис — Кронштадт. «Ты шпион?»

План у Александра был такой: прилететь во Францию транзитным рейсом и запросить в аэропорту убежище. Для этого он сначала добрался до Туниса и уже когда собирался двигаться дальше, с ним связались командиры.

— Непонятно, как они меня нашли: я выкинул все симки, завёл новый телеграм… — недоумевает Александр. — Через ФСБ, что ли, они меня нашли? Давили на меня, сказали, что если я не вернусь, моим родителям что-то подкинут: «Найдем способ их закрыть, твоих друзей будем напрягать постоянно, жизни им не дадим. А если вернешься, дадим нормально дослужить, трогать не будем». Я долго думал и решил вернуться — из-за родителей. Это было капитально печальное решение, худшее в жизни после подписания контракта. Я подозревал, что мне лгут, но был слишком напуган, хотя сейчас понимаю, что ничего они скорее всего не сделали бы.

Александру обещали, что по возвращении его на день отпустят домой, после чего ему нужно было бы прийти в часть. Но вместо того на выходе из Пулково его встретил командир, и солдата повезли в Кронштадт.

— У меня забрали телефон и оставили в казарме вместе со срочниками без связи с внешним миром и без понимания, что происходит. Так прошло две недели. Пару раз меня вызывал замполит части, спрашивал: «Зачем, куда ты уехал? А может, ты шпион, работаешь на Службу безопасности Украины». Я ему какую-то чушь рассказывал: мол, я расстался с девушкой, у меня было тяжелое моральное состояние, что я в этом состоянии напринимал неадекватных решений. Говорили, что я сейчас поеду штурмовать окопы и умру, я умолял их этого не делать. По истечению двух недель ко мне приехали из моей части и сказали собираться: «Всё, летишь в Севастополь», — рассказывает Александр.

Крым — Курская область

На следующее утро Александра и ещё несколько военных посадили в Левашово на военный борт и отвезли до Крыма. Там он прождал три дня, ожидая, пока новая группа военных пройдёт подготовку, — и его вместе с ними отправили в часть в Курской области. 

— Ехали два дня, через оккупированные Мелитополь и Мариуполь: города разбиты, выглядит всё ужасно, — вспоминает Александр. — С нами ехал какой-то непонятный мужик в гражданском — то ли спецслужбист, то ли из части, куда меня в итоге забрали. Еще в Севастополе он подошел ко мне узнать, кто я такой, — я выделялся среди остальных, так как на мне была обычная зеленая пиксельная форма, в то время как у других — мультикам. Я ему ничего не сказал, просто ответил, что меня отправили сюда из Питера, а почему — не знаю. Он спросил, сколько мне лет, и ушел. Когда выгружались в Курской области, слышу, как этот мужик кричит мою фамилию и ещё двоих. Нас взяли, посадили в бронированный «Форд-Транзит» и куда-то повезли. Я думал: «Ну всё, сейчас убьют».

К счастью, страх Александра не оправдался: его с сослуживцами привезли в тыловую часть в Курской области — в разведку 155-й бригады морской пехоты.

— Там была такая длинная деревня, обычная. Последние несколько домов принадлежат армии России. Ну как принадлежат, они скорее всего их у кого-то отжали, — говорит Александр. — Нам сказали, что мы какое-то время будем здесь, потом нас отправят на войну. 

 Единственное место, куда нас отвозили в магазин, — Рыльск, там теоретически можно было бы затеряться, но нюанс в том, что оттуда непонятно, как уехать, такси там не было. Интернет у нас тоже почти не работал — одно сообщение в телеграме грузилось минут пять, даже информацию какую-то получать было сложно. 

Пять шоколадок

В этой части отношение к солдатам было еще хуже, чем в той, что Александр служил раньше. Он вспоминает, что командиры не хотели делить дома с солдатами и выгнали их копать блиндажи. Подчиненных постоянно унижали и избивали — уже серьёзно. 

— Я сильно болел, была высокая температура, — рассказывает Александр. — У нас было два командира, один из них покупал мне лекарства, чтоб я не помер, и потребовал перевести ему тысячу рублей. Через день уже другой командир вызвал меня, обвинял в чем-то и сказал: «А еще ты тысячу рублей не перевел, мне пришлось за тебя докидывать». Я ему ответил, что деньги отправил. Он говорит: «Нет, ты врешь». Я ему: «Давайте чек покажу». В тот момент, когда я это говорю, мне прилетает нормальный такой удар по лицу, я от неожиданности падаю, и он меня начинает ногами запинывать серьезно. Не знаю на самом деле, зачем он это сделал, но там было еще несколько человек, солдат обычных, как и я, может, он хотел таким образом свой авторитет перед ними продемонстрировать. После этого у меня долго болела нога и было больно ходить.

Кому-то доставалось еще сильнее. Александр вспоминает сослуживца, которого оставили в тылу после ранения на фронте. Он входил в «группу подвоза» и отвечал за провизию, которую отправляли российским военным в Украину. Однажды он забыл положить пять шоколадок, и, по словам Александра, за это его жестоко избил командир: «На нем не было живого места, огромный фингал, и лицо до крови рассечено. Кровь осталась на паркете, отмыть её так и не смогли». При этом он вспоминает, что когда позже общался со штурмовиками в оккупированной Сумской области, те жаловались на базовую нехватку еды и воды, а не шоколадок. 

Пешком на фронт

В преддверии отправки на фронт военным выдали снаряжение, но, по словам Александра, пользоваться им было невозможно:

— Броню я сам себе покупал — где-то 100–110 тысяч за шлем и бронежилет. Бронежилет, который мне выдали, по всей видимости, сняли с трупа — от него был ужасный запах, труп в нем, как я понимаю, еще полежал какое-то время. Этот старый советский броник весил килограммов 30, в нем было очень неудобно находиться. И каска тоже какая-то советских времен непонятная. Практически всю аптечку я тоже покупал сам, — рассказывает Александр. 

Вечером 5 июня ему сказали, что завтра он едет на позицию. В 3 часа ночи солдата разбудили, погрузили с сослуживцами на «буханку» и повезли к границе.

— Нас довезли до точки близко от боевых действий — и оттуда мы уже шли пешком в Украину, в сторону Сумской области, — рассказывает Александр. — На мне был мой рюкзак, броня, и еще мне дали две канистры бензина, которые нужно было донести. Три километра идти по лесополосе, затем граница. Далее — так называемая «Дорога смерти». Там всё время летают [украинские] дроны: если тебя увидят, будет наводиться миномет. По ней идти шесть километров, вокруг негде спрятаться, и всё заминировано. В первый же раз нас увидели — и стрелял миномет, но не задело никого. Было страшно, но я не трясся, я понимал, что могу умереть, и с этим ничего не поделаешь. Слышишь «выход» — выстрел минометный, у тебя есть три секунды лечь, чтоб он в тебя не попал. Если не слышишь больше «выходов» — бежишь, если слышишь — лежишь дальше и молишься. По крайней мере, я так делал.

«Старлинк» в российской разведке

За «Дорогой смерти» было еще три километра пути — и там в лесу располагался блиндаж с четырьмя разведчиками. Александр с сослуживцами шел им на замену. Здесь солдату предстояло исполнять обязанности помощника пилота: выставлять и забирать дрон со взлетно-посадочной полосы, менять в нем батарейки, заправлять генератор бензином, носить подвозы с провизией. Последние не включали в себя воду — ее военные набирали из грязного ручья. К этим задачам добавилась и еще одна: 

— Когда мы оказались в зоне боевых действий, у нас был нормальный интернет. Это «Старлинк» — он там почти у всех. В разведке 155-й бригады сейчас только БПЛА (раньше были разведгруппы, но там была слишком высокая смертность). Мы сидели в лесополосе, и в радиусе трех километров — все взводы с дронами — разведывательные и ударные. Через каждые 100 метров стояли терминалы спутниковой связи «Старлинка» — нормально вести разведку без интернета невозможно. А тут [пилот дрона] что-то нашел, доложил сразу, написал в телеграме командованию. Я — единственный, кто понимал английский и мог настроить приложение. Я выносил, выставлял и подключал эти терминалы.

На использование российскими военными терминалов «Старлинка», американского интернет-сервиса, принадлежащего Илону Маску, уже ранее обращали внимание СМИ, например, об этом сообщал Newsweek. В феврале 2024 года представители ГУР Минобороны Украины заявили, что Россия получает терминалы из арабских стран, хотя источников контрабанды на деле может быть больше. Так, в конце сентября 2025 года латвийские правоохранители возбудили дело о нарушении санкций в отношении 20 человек, занимавшихся поставкой терминалов в РФ. 

В сентябре 2024 года корреспонденты «Новой Газеты Европа» провели эксперимент — связались с официальными поставщиками терминалов «Старлинка» под видом явно неблагонадёжных покупателей из Казахстана, которые могли бы в дальнейшем поставить их российской армии. В то время как некоторые поставщики сразу отказались вести с ними дела, часть дилеров не просто согласилась продать терминалы, но и дала рекомендации по тому, как найти обходные пути, чтобы сделка наверняка состоялась. В самой же России действуют десятки сайтов, через которые российская армия закупает терминалы уже напрямую. 

Крики раненых

Почти сразу, как Александр оказался на фронте, он столкнулся со смертью сослуживцев. Так, он вспоминает, что к концу первой недели со стороны соседнего взвода раздались взрывы, но сначала военные, привыкшие к постоянным минометным и артиллерийским обстрелам, не обратили на них внимания.

— В соседнем блиндаже ужасная история произошла, — рассказывает Александр. — Там было двое новичков, как я, — помощники, и двое опытных пилотов. Один из них не смог посадить дрон — тот разрядился и сел в 20 метрах от точки, в высокой траве. И все знали, что ходить туда нельзя: там всё заминировано. Их блиндаж был метрах в 30, слышим взрывы, потом приходят люди вообще из другой бригады и говорят: «Там ваши в поле валяются». Оказалось, этот идиот, который посадил дрон в поле, очень боялся, что командиры его наругают и заставят покупать новый, — один такой Mavic 3 Pro стоит 250 тысяч рублей, то есть месячную зарплату. Пилот знал, где упал дрон, по последней картинке на экране и зачем-то пошел его искать, когда уже стемнело, при этом взял с собой второго пилота и новичка, и все трое были без брони, в тапочках. Ну и подорвались на минах. Он первый шел, наступил на мину, ему ноги оторвало, он скорее всего моментально умер. Тех, кто шел за ним, вытащили, но уже было поздно, второй был полуживой и, может, выжил бы, если бы не ночь: эвакуировать его не могли. Ему оказали первую помощь, но он умер от внутреннего кровотечения через два часа. Третьего вывезли, но, как потом говорили, ему осколок что-то задел в голове, и он теперь овощ. 

Александр вспоминает, что вокруг было много раненых. Однажды его товарища-сверстника отправили в соседний блиндаж посидеть с выжившими после обстрела и помочь им. Вскоре оттуда по рации сообщили, что военному, отправленному на подмогу, плохо, и попросили прислать кого-то еще. Вызвался Александр.

— Я пришел: он трясется, плачет. Я спрашиваю: «Ты чего, братан?» И слышу, как эти [раненые] люди кричат. Это были даже не крики — душераздирающие вопли. Я понял, почему он был в таком состоянии, и сам чуть не потерял сознание. Хотя я их даже не видел, только слышал, сразу плохо стало, будто когда сахар падает, когда резко встаешь, — в глазах потемнело. И не проходило, кружилась голова, тошнило, было тяжело дышать. Просто оттого, что я слышал эти крики.

Никто не хотел воевать

Александр и сам много раз едва не погиб. Однажды, когда он выносил БПЛА, его засек украинский дрон. Уже через три минуты по блиндажу разведчиков начался минометный обстрел. Затем прилетели 155-миллиметровые артиллерийские снаряды. После ударил танк. Благодаря тому, что блиндаж был глубоким, Александр и остальные отделались контузией. Дезертир вспоминает, что в результате обстрела взорвался генератор, а лес вокруг превратился в «открытое выжженное поле».

Второй раз под тяжёлый обстрел Александр попал в соседнем блиндаже, куда его вместо положенного сна вызвали настраивать терминал «Старлинк».

— Пока я его настраивал, кто-то спалился, и блиндаж начали обстреливать, — рассказывает Александр.

 Благо, что выход — угловой, буквой «Г», если бы не это, меня бы порвало осколками, а так я отделался сильной контузией. Потом еще с головокружением, полуживой настраивал им «Старлинк», ушел в наш блиндаж спать. Оказалось, его тоже обстреливали.

Александр вспоминает, что ситуацию сильно улучшало отсутствие в блиндажах командующих, с ними военные поддерживали связь дистанционно:

— Нас сидело четверо, и мы нормально друг к другу относились. Я подмечу, что все, с кем я там общался, — никто не хотел воевать. Половина — мобилизованные, половина — срочники, которые по тупости или из-за обмана подписали контракт, воевать вообще никто не хочет.

Александр вспоминает, что фактически спас одного такого сослуживца, эвакуировав его пешком по «Дороге смерти»:

— Мы ждали группу, которая должна была нас поменять. Но они не дошли, попали под минометный обстрел на «Дороге смерти». Там как раз чувачок, с которым я нормально общался, такой позитивный, хороший. Ему два крупных осколка насквозь прошили бедро, кое-как ему оказали первую помощь и довели, но его надо было эвакуировать.

На рассвете военные выдвинулись в сторону России, помогая ковылять раненому. Александр вспоминает, что это было тяжело — учитывая экипировку.

— Было очень страшно и опасно, но кое-как мы его дотащили, его уже в безопасном месте эвакуировали. Командир бригады — негодяй, конечно, что всем этим командует, но он хотя бы ко мне по-человечески относился, не избивал, как остальные. И когда он в очередной раз приезжал, я ему рассказал эту историю про эвакуацию, и он сказал, что нас всех запишет на Орден Мужества. Но награды я не дождался, уехал раньше. 

Мина в двух сантиметрах

По возвращении в часть Александр придумал план побега: он узнал от другого военного, что тот ездил с командиром покупать холодильник в Курск. Оттуда уже можно было вызвать такси, и Александр решил искать возможности вырваться туда, но не успел — через неделю его снова отправили на войну. 

— Во второй раз произошла самая опасная ситуация за всё время, — вспоминает Александр. — Мы подходим к концу «Дороги смерти», там уже начинаются какие-то маленькие кустики, в которых можно спрятаться. Но тоже это нужно аккуратно, потому что по обочинам абсолютно всё заминировано. Мы идем, видим — проезжает квадроцикл, а если едет какая-то техника, за ней всегда будет что-то лететь. Слышим, летит FPV-дрон, понимаем, что цель быстро сменится на нас. Мы резко шагнули в какие-то маленькие кустики, я шел замыкающим, и получилось так, что мой большой рюкзак полностью торчал из кустов. Очевидно, что по нему бы нас заметили. Я попытался зайти глубже, но не вышло — я слышу, как в нашу сторону летит дрон: он нас увидел. Я сразу же полностью нырнул в кусты. Этот дрон попробовал залететь — они часто набирают скорость и останавливаются, чтобы мы подумали, что он летит в нас, и выбежали.

Когда дрон совершил этот маневр, военные начали дергаться, и Александра кто-то толкнул. Он потерял равновесие и упал на землю. Он вспоминает, как с ужасом увидел в двух сантиметрах перед собой мину: 

— Если бы я вовремя не подставил руки, мне бы оторвало голову. Это было очень страшно. Дрон попытался аккуратно залететь в кусты, но взорвался о ветку. И мы убежали. Капитально повезло — никого не задело и мина не сдетонировала. 

350 км за счет командира

Александр вновь оказался в блиндаже, но долго там не пробыл. На третий день он набрал воду из ручья и серьёзно отравился. Он вспоминает, что у него повысилась температура, была постоянная рвота и сильно болел живот. 

— Командиры приняли решение отправить меня в тыл, пока мне не стало совсем плохо, и на следующий день меня эвакуировали с группой подвоза. Благо был дождь, ничего не летало, и мы дошли спокойно. Я сейчас рассказываю и понимаю, что мне очень много раз везло, может, не зря молился. В тылу врачи дали мне активированный уголь и отправили спать. Через два дня мне стало получше. После того, как потом поступило еще пять человек с такими же симптомами, воду проверили — она была отравлена ртутью. Я понял, что в третий раз просто не смогу туда снова ехать и что надо валить. 

Александр наконец нашел подходящий момент в середине июля. Подача на Орден Мужества никоим образом не останавливала командиров от того, чтобы избивать военного — поэтому за возможность вырваться в город нужно было предложить что-то взамен:

 У меня возникли проблемы с банком, переводы не работали. Вот я подхожу к одному из них и говорю: «У меня “ВТБ-банк”, и он почему-то не дает мне переводить деньги, можете меня отвезти в ближайшее отделение, а то я не могу на нужды роты платить». Последнее его очень задело — он очень хотел, чтобы я платил. 16 июля он поехал в Орёл покупать машину, и я убедил его взять меня с собой, пообещав ему заплатить еще 10 тысяч рублей за поездку, когда разблокирую карту. 

Александр надел толстовку и шорты, взял с собой телефон с зарядкой и поехал. В Орле командир высадил его у отделения «ВТБ-Банка», а сам поехал в другой банк снимать деньги для покупки машины. 

— Мне очень повезло, так как необходимо было, чтоб он меня оставил одного, — рассказывает Александр. — Я понял, что это — мой счастливый билет, и вызвал такси от Орла до Брянска. Мне повезло, что Орёл находился как раз в стороне, куда мне было нужно, то есть я за счет командира проехал 350 километров. 

Орёл — Смоленск — Минск — Ереван

Александр доплатил таксисту 10 тысяч, чтобы тот довез его от Брянска до Смоленска. Тот согласился. На въезде и выезде из Орла, Брянска и Смоленска действуют военные посты, которые могли выборочно проверять машины. Остановили такси только уже в Смоленске и проверили документы у водителя. Александр сидел сзади — и из-за тонированных стекол его не заметили. Всю поездку Александр сильно нервничал, так как знал, что с ним сделают, если поймают:

— У нас сбежать пытались четверо, — говорит Александр. — У двоих это получилось: они пропали, и связи с ними больше не было. А двоих поймали и вернули: с ними вообще происходили страшные вещи. Во-первых, их сильно избили, до крови и синяков. Одного посадили в подвал и прицепили к цепи за шею, как собаку, оставили на два дня без еды и воды, потом приехала машина и отправила его в штурмовое подразделение. С другим всё то же самое, но только его не в подвал посадили, а закопали голого под землю до шеи, и он там сутки сидел, и ночью, и днем. Я не знаю, как культурно сказать, но его командиры еще обоссали, чтобы унизить. В общем, очень было бы печально, если бы меня обнаружили. 

Из Смоленска Александр благополучно добрался до Минска, пробыл там два дня и улетел в Ереван. Первые пару недель дезертир не мог привыкнуть к виду открытого неба и рефлекторно высматривал дроны, а также страдал от ночных кошмаров — он рассказывает, что ему до сих пор снится, как он погибает на фронте. А под конец второго месяца в Армении к ПТСР присоединилась еще одна проблема — Александра нашли. 

Далее везде — в поисках безопасности

— В начале сентября ко мне начали долбиться в дверь, — говорит Александр. — Я подхожу к двери и спрашиваю: «Кто?» — у меня не было глазка. Называют мой позывной и кричат: «Выходи, заебал». Я по голосу не узнал, кто это, возможно, это были военные с базы в Гюмри. Я сразу же вызвал полицию, сказал, что ко мне ломятся какие-то неадекваты. Они свалили, полиция приехала, сказала: «Ну ладно, вы звоните, если что», — и тоже уехала. На следующий день ко мне опять долбились, выключили свет — думали, что выйду, но я не вышел. Решил, что нужно уезжать, — и 14 сентября уехал из Армении. Там к тому же можно застрять, когда меня объявят в розыск.

Александр уехал в Грузию и уже оттуда переехал в другую страну — из соображений безопасности мы не можем раскрыть его текущее местоположение. Дезертир признается, что его сильно травмировало пребывание в армии, но он не отчаивается: 

— Я скучаю по дому, по родным и друзьям, жаль, что не могу к ним вернуться. А так я счастлив, что мне столько раз повезло, что я смог выжить и покинуть зону боевых действий, что всё обошлось. Если бы меня на каком-то этапе до Армении поймали, было бы очень плохо. Возможно, помогло то, что я прикинулся слабым, дурачком — чтобы никто и не мог подумать, что я смогу сбежать. То, что я застал в армии, не имело никакого отношения к дисциплине, это — вседозволенность, они просто отыгрываются на слабых. Теперь я хочу жить в безопасности — добраться до Европы и бороться за убежище.