«Он зажигал звезды из кусков торфа»

История советского «чеса»

Как ни парадоксально, первым «левакам» (левым концертам, выручка от которых шла мимо государственной кассы) покровительствовали чекисты. Считается, что начала это известная еще до революции аферистка Ольга Штейн. В начале 1920-х (ей был 51 год) она попала в московский лагерь, который находился в Новоспасском монастыре. Придя в себя от столь резкой перемены мест — из роскошной квартиры в бывшую монашескую келью, — она и тут нашла способ применить свои способности. Она предложила лагерному руководству устраивать концерты, привлекая для участия в них тех артистов, которые по разным причинам пребывали в местах лишения свободы. Мысль эта понравилась начальнику Управления московских лагерей товарищу Кацефе, и мадам развила бурную деятельность. Уже первый концерт имел успех и принес хорошие сборы; исполнители подобрались неплохие, к тому же, понятное дело, не требовали гонораров. После чего Ольгу Штейн не только отпустили из лагеря на частную квартиру, но и предоставили казенный автомобиль с шофером и чекистскими номерами. А дальше концерты пошли косяком.

Когда афера раскрылась, общий ущерб оценили в 640 миллионов рублей, из которых около 200 достались лично товарищу Кацефе. По приговору суда он получил пять лет лишения свободы, а инициатору этой затеи, Ольге Штейн, всего лишь добавили к ее сроку шесть дополнительных месяцев. Идея, а главное способности аферистки понравились высшим чиновникам. Некоторое время концерты продолжались, но примерно в 1923 году лавочку прикрыли. Дальнейшая судьба Ольги Штейн покрыта тайной. Кто-то утверждал, что видел ее в конце 30-х годов на Сенном рынке в Петербурге, торгующей квашеной капустой и семечками. Также была информация, что она подалась на Дальний Восток, где обучала молодое поколение искусству.

Вновь «чес» расцвел в СССР сразу после окончания Второй мировой войны, когда в концертных организациях ввели актерские ставки и «охранные нормы». Практически это означало, что артист за участие в концерте мог получить лишь заранее определенную сумму, которая зависела не от сборов, а только от благосклонности руководства. Кроме того, существовал лимит количества выступлений в квартал. Официальная версия введения этих норм — забота о «сохранении здоровья артистов»; фактически же таким образом государство «национализировало» прибыльную отрасль народного хозяйства.

Насколько доходной была эстрада, можно показать на примере Театра эстрадных миниатюр Одесской филармонии, созданного в начале 1970-х гг. Этот коллектив, в состав которого входили в ту пору уже популярные Михаил Жванецкий, Роман Карцев, Виктор Ильченко, Валерий Хаит, собирал полные залы во всех городах бывшего СССР. При средней стоимости билета в 2 рубля и среднем количестве мест в зрительном зале 450–500 — получается примерно тысяча рублей за концерт. А что получали артисты?

За один концерт Михаил Жванецкий получал 9 рублей 50 копеек. Роман Карцев и Виктор Ильченко как лауреаты всесоюзного конкурса артистов эстрады имели больше. У Аллы Пугачёвой, Льва Лещенко и Галины Ненашевой в 1978 году, согласно справке Государственной тарификационной комиссии Министерства культуры СССР, разовая концертная ставка была всего 16 рублей 50 копеек. У Вадима Мулермана — чуть больше, 19 рублей. И при этом — не более 20 концертов в месяц. Артисты могли заработать 350–400 рублей в месяц. Официально.

Артисты понимали, что на них зарабатывают огромные деньги. Алла Пугачёва собирала полные стадионы. А это 15–20 тысяч зрителей. И при таком количестве зрителей, заплативших по 2 рубля за билет, получать 16 рублей за концерт? Потому в этой среде особо ценили тех администраторов, которые могли помочь заработать на неучтенных концертах. Тем более, что в подобных заработках «крайним» оказывался именно администратор. А артист всегда мог пожать плечами и заявить: «У меня есть администратор, он организовал гастроли, обо всём остальном я ничего не знаю».

Эдуард Хруцкий, автор известных детективов, вспоминая пору своей музыкальной юности, рассказывает об «эстрадной бирже», которая (негласно, разумеется) действовала в московской гостинице «Центральная».

«Постоянными жильцами номеров люкс, — пишет он в книге “Тени в переулке. История криминальной Москвы”, — в которых раньше обитали Георгий Димитров, Долорес Ибаррури и еще много других звезд Коминтерна, стали эстрадные администраторы. В нарушение всех правил они занимали номера по году, а то и больше. Более того, даже те, у кого были квартиры в Москве, тоже обитали в номерах “Центральной”. Это было их рабочее место. Именно здесь формировались бригады актеров, уезжающих на чес».

Молодой и перспективный

Хруцкий назвал некоторых корифеев «чеса»: Марк Бендерский, Эдуард Смольный, Анатолий Игнатьев, Давид Бара…Но забыл добавить в этот список молодого, но оборотистого администратора Юрия Айзеншписа. На небосклоне советского шоу-бизнеса он появился в 1965 году. Еще будучи студентом Московского экономико-статистического института, он стал администратором студенческой рок-группы «Сокол», с которой проехал половину СССР. Эта группа исполняла песню в популярном советском мультфильме «Фильм, фильм, фильм».

Рок-музыка была не то чтобы запрещена, но всё к тому шло. И в глубинке официальный рок-концерт был редкостью. Так что турне «Сокола» оказалось супер-успешным.

Этому способствовали два фактора. С одной стороны, уникальные организаторские способности Айзеншписа, договаривавшегося с чиновниками в регионах, которые и позволяли (за долю с выручки от концертов) проводить мероприятие. А с другой — то, что в «Соколе» играли в основном представители «золотой молодежи». Гитарист — сын начальника ПВО СССР, клавишник — сын главного редактора журнала «Коммунист», бас-гитарист — сын замминистра иностранных дел и пр. Ну и кто против таких родителей будет буром идти?

Концерты группы «Сокол» принесли Айзеншпису несколько десятков тысяч рублей. Он понял, что нести культуру в регионы выгодно. И стал предлагать отечественным звездам поучаствовать в «чесе» на очень выгодных условиях. А это уже нарушало бизнес тех администраторов, которые заседали в гостинице «Центральная». Те львиную долю оставляли себе и чиновникам, платя артистам гроши. Да и методы Айзеншписа, который был готов продвигать даже неизвестных исполнителей, были им не по нраву. Корифеи «чеса» предпочитали делать деньги на состоявшихся артистах, а не плодить новых. Они решили примерно наказать выскочку, сдав его (при помощи прикормленных чиновников) милиции.

Айзеншписа задержали 7 января 1970 года, во время покупки им семи тысяч долларов. Впаяли «бабочку» — статью 88 УК РСФСР, «Незаконные операции с валютой», и посадили на восемь лет. И почти сразу после освобождения — еще на девять. Столь суровый срок должен был показать всем молодым-да-ранним необходимость соблюдения правил игры. А в этой игре главным было делиться с теми, кто считал «чес» только собственной грядкой.

Новые реалии и новые возможности

Окончательно из мест лишения свободы, куда его определили «коллеги» по «чесу», Айзеншпис вышел уже во время перестройки, в 1988 году. В те времена уже не практиковались «левые» концерты. Любая группа могла без всяких одобрений из Минкульта договориться с концертной площадкой любого города напрямую и выступить там не за тарифную ставку, а за процент от проданных билетов.

Времена советского «чеса» ушли в прошлое. Но Айзеншпис не потерялся, доказал, что он не только подпольные концерты может организовывать. Осмотревшись, Айзеншпис обратил внимание на набиравшую популярность группу «Кино».

«С Виктором Цоем меня познакомил Саша Липницкий, журналист и музыкант группы “Звуки Му” в уже далеком 1988 году, — писал в своей книге “Как зажигают звезды” Юрий Айзеншпис. — Мое знакомство с Цоем стало ценным подарком для нас обоих — с этим мнением Липницкого полностью согласен я, не спорил и Виктор. Мы были нужны друг другу, ибо лишь вместе могли вывести группу “Кино” на достойную и заслуженную высоту. О Цое и его группе я узнал еще в тюрьме, когда читал прогрессивную “Звуковую Дорожку” в особо прогрессивной газете “МК”. Я видел, как разгоралась звезда по фамилии Цой, и, конечно же, стремился к личному контакту. Наверное, и Цой кое-что знал обо мне. Наша встреча состоялась осенью 1988 года в саду “Эрмитаж”, куда мы с Липницким пришли заранее и устроились за столиком в небольшом кафе. Было пустынно, шел мелкий дождь, всё дышало приближающейся осенью. И вдруг появился Виктор. Он медленно двигался под ручку с Наташей Разлоговой, о чём-то неторопливо беседуя. Мне нравилось его творчество, нравилось своей искренностью, своей энергетикой, и с первых же минут общения понравился сам автор: спокойный, обстоятельный, доброжелательный. И наши симпатии оказались взаимными, обоюдным оказался наш интерес — мы оба являлись по-своему необычными, и в то же время не случайными в мире музыке людьми.

Хотя меня в этой смене больше привлекала экономическая свобода, а Виктора — свобода творческого самовыражения».

В то же время существуют и другие версии знакомства Цоя с Айзеншписом.

— Андрей Разин, продюсер «Ласкового мая», говорил мне, что Айзеншписа с Виктором Цоем познакомил именно он, — рассказал «Новой газете Европа» Михаил Пензиев, глава юридической фирмы и знаток творчества Виктора Цоя и группы «Кино». — Мне было 10 лет (Пензиев — 1977 года рождения. — Прим. ред.), когда я впервые услышал песни Цоя и с тех пор стал их преданным поклонником. Про Цоя и «Кино» я знаю всё! Юрий Шмильевич Айзеншпис пришел к Цою, когда они уже собирали полные стадионы. Я согласен, что Айзеншпис гениальный продюсер и способствовал популярности группы. Но он же и стал виновником смерти Виктора. Этому нет юридического подтверждения, но мы, те кто чтит Цоя, считаем именно так!

В уголовном праве Римской Республики еще за пару тысяч лет до рождества Христова существовало главное правило: «В любом преступлении ищи кому выгодно». Прошло несколько тысяч лет, этот постулат действует до сих пор. Наибольшую выгоду от смерти Виктора Цоя получил именно Юрий Айзеншпис.

— В «крытках» (местах лишения свободы) Пика (в переводе с идиш фамилия Айзеншпис — «железная пика». — Прим. ред.) показал себя достойно, — рассказывал в 2014 году автору «вор в законе» Дэртэн (Валентин Гордиевский / Леонтьев). — Он не был авторитетом в том смысле, который вкладывают в это понятие сейчас. То есть он не решал вопросы, не имел собственной бригады, не мог претендовать на долю из воровского общака, но воровской мир его уважал.

Как рассказал Дэртэн, после первого приговора Айзеншписа отправили в одну из колоний в Ярославской области. Там «еврейского мальчика» попытались проверить на прочность.

— Драться Пика не умел, но то, как он повел себя в той стычке, когда его попытались отпинать трое бродяг, произвело впечатление, — вспоминал Дэртэн. — Он вцепился одному из напавших в горло зубами и прорычал, что хоть его сейчас и замесят, но одного он заберет с собой. Само собой, драка остановилась, а Деркач, который в то время был смотрящим на той зоне, подошел к Пике и спросил: «Ну и кто ты такой?», а тот ответил, что артист. А надо сказать, что к творческим людям воровской мир всегда относился с уважением. Деркач послал в Москву маляву, ему ответили, что, действительно, творческий человек, и с тех пор Пика стал «козырным фраером». То есть человеком, который не принадлежит к воровскому сообществу, но пользуется уважением.

На свободу он вышел в 1988 году, — продолжает Дэргин, — и сразу пришел к питерским ворам, хотя сам жил в Москве. Почему к питерским? А потому что его проектом стала именно питерская группа «Кино». Он просил у нас миллион долларов, большая сумма на тот момент, а потому решение проводилось через сходку. За Пику поручились Дато Ташкентский (Датико Цихелашвили), Дед Хасан (Аслан Усоян), Роспись (Андрей Исаев). В общем, деньги ему дали, и он в 90-м вернул их с большими процентами. На «Кино» он заработал около 50 миллионов рублей, по советскому курсу это было более 60 млн $, по реальному — около 20 млн $. И та, и другая суммы — вполне приличные.

— На тот момент, 1988 год, группа «Кино» и Виктор Цой уже были известны, — рассказывает музыкальный продюсер Виктор Ш. — Но есть разница между известностью и раскруткой. Первый альбом «Кино» записала в 1982 году. Но этот альбом послушали несколько тысяч человек. Там были замечательные песни и хорошая аранжировка, но популярной группа не стала. Чтобы о них узнали не тысячи, а миллионы, требовалась именно раскрутка. И Айзеншпис это сделал. Я не помню, кто познакомил его с Цоем, но именно после прихода Юры началась реальная популярность: видеоклипы, снятые на деньги Айзеншписа, показы по ТВ этих самых видеоклипов, которые тоже стоили денег, постоянные трэки на радио, которые тоже не были бесплатными. И когда в 89-м «Кино» зазвучало даже на окраинах СССР, Айзеншпис устроил тур. Они тогда проехали половину страны и везде концерты устраивались не Госконцертом, а прямой договоренностью администратора группы с директором «площадки». То есть того места, где было запланировано выступление: Дом культуры, местный стадион, местная филармония или местный театр. Заработал Айзеншпис тогда много, но не забывал делиться и с исполнителями. В момент, когда Цой разбился в Латвии, группа была на пике популярности, и я не верю слухам, что именно Айзеншпис заказал ту аварию. Ему это было невыгодно, он мог заработать на «Кино» гораздо больше, если бы Цой был жив.

У фанатов группы «Кино» и Виктора Цоя ожидаемо другое мнение.

— Сразу после смерти Цоя из студии звукозаписи в Ленинграде исчез мастер-диск последней записи Цоя, который позже вышел на студии «Мелодия» под названием «Черный альбом», — рассказывает Пензиев. — Айзеншпис разбил альбом на две пластинки (всего там было восемь песен и их вполне можно было уместить на один диск), заказал во Франции полиэтиленовые пакеты (ну типа «Мальборо» или «Кэмел», которые в СССР были дефицитом), поместил туда пластинки и продавал их по 25 рублей за штуку. Весь тираж, а это, напомню, миллион штук, разлетелся вмиг. И потом еще 500 тысяч «Мелодия» довыпускала. Айзеншпис в одночасье стал долларовым миллионером. И только потому, что Цой 15 августа 1990 года разбился в Латвии, записав, но не выпустив альбом. Вся прибыль от продаж досталась именно Айзеншпису.

В своей книге «Как зажигают звезды» Айзеншпис писал:

«Лето 1990-го, поднимаю трубку, мертвый голос Наташи Разлоговой, второй жены Виктора Цоя: “У нас несчастье”. Те несколько секунд, пока я не задал стандартный и дурацкий вопрос: “Что случилось?”, я был готов к чему угодно, только не к гибели Виктора. Тем более после такого же звонка от Наташи месяцем раньше я узнал, что утонул сын хозяина рыбацкого хутора, и сейчас ожидал чего-то подобного — страшного, но не запредельного. 

«Кто я?»

— В своей книге Юра описал всё так, как ему было нужно, — рассказал «Новой газете Европа» российский продюсер Виктор. — Со многим я не согласен, но то, что он гениально чувствовал, на ком можно сделать деньги, причем большие деньги, это факт, который мало кем отрицается. Когда Юра взял под крыло Влада Сташевского, многие этого не поняли. Ну ведь ни голоса, ни чувства ритма там нет, да и со слухом проблемы. А он тогда мне сказал: «У него морда смазливая, бабам понравится, а всё остальное приделаем!» И что в результате? Многочисленные показы по ТВ, поддержка в регионах, поддержка со стороны бандитов и хит «Любовь здесь больше не живет» занимает первые строчки хит-парадов. Он реально зажигал звезды из кусков торфа!

— После «Кино» Айзеншпис за финансированием к нам не обращался, — рассказывал вор в законе Дэртэн. — Но взнос в общак заносил постоянно. Потому его никто, даже «спортсмены» (бандиты новой формации, не придерживавшиеся воровского закона) не трогали. Потому что знали — ответка прилетит. Потому что на защиту Юры встанут все воры, вне зависимости от раскладов.

После «Кино» у Айзеншписа было много проектов. В их числе группа «Технология», певицы Линда и Саша, певец Никита — в 90-е и начале 2000-х они были очень популярны и приносили продюсеру миллионные прибыли.

— История с «Технологией» довольно показательна, — рассказывает бывший участник группы, попросивший не называть его имени. — Музыка, которую мы играли, была слишком новаторской, мы сильно увлекались всякими электронными штуками. Нам казалась, что эта фишка станет нашим преимуществом, но пиплу электронная музыка почему-то не понравилась. В 1990 году мы записали альбом «Всё, что ты хочешь», который поступил в продажу в начале 1991 года. Но продажи оставляли желать лучшего. И тогда я пошел к Айзеншпису, который в 1991 году был уже известен в музыкальной среде как очень успешный продюсер. Нас познакомил вор в законе, имя которого я называть не буду. Юрий Шпильевич отнесся к моей просьбе взяться за «Технологию» скептически. Но тут в разговор вступил тот самый вор и сказал: «У хозяина ты говорил, что даже из свиньи сможешь сделать свинью. Вот тебе “свинья”, а ты ответь за базар!» Меня, конечно, подобное сравнение обидело, но я смолчал. А Айзеншпис принял вызов. Через год мы уже не сходили с экранов телевизора, а увидеть нас вживую хотели миллионы.

Через пару лет мы решили, что обойдемся без Айзеншписа, потому что сами все такие популярные. Он лишь усмехнулся, пожал плечами и сказал: флаг вам в руки. И что в результате? Группа распалась, сейчас о нас помнят единицы как об одном из проектов Айзеншписа.

Последним проектом в жизни Юрия Айзеншписа стал Дима Билан — единственный российский певец, выигравший конкурс «Евровидение» (2008 год).

— Я лично наблюдал, как рождался Билан, — рассказывает продюсер, попросивший не называть его имени. — Это было в 2002 году, когда Юра продвинул Диму на фестиваль в Юрмале «Новая волна». Тогда Билан был студентом ГИТИСа и уже имел за спиной снятый Леной Канн (первый продюсер Билана) клип на песню «Осень». Посмотрев этот клип, Айзеншпис вызвал студента к себе. Тот, конечно же не отказался — Юра в 2002 году был первейшим российским музыкальным продюсером. Приходит студент и Юра у него спрашивает: «Как зовут?» Тот отвечает: — «Виктор Белан». «Паспорт с собой?» — интересуется Айзеншпис. Студент протягивает Юре паспорт, а тот прячет его во внутренний карман пиджака. «Виктор в моей жизни был только один! Наверное, ты знаешь, о ком я. Я сделаю из тебя звезду, но ты будешь следовать моим условиям!

Через три дня студенту вернули паспорт, в котором было указано, что зовут его Дима Билан. Юра сделал, что обещал: [сделал из Билана] звезду. Хотя и не дожил до триумфа 2008 года. Но я на все проценты уверен, что если бы не участие Айзеншписа в его карьере, того триумфа не было бы.

Юрий Айзеншпис умер 20 сентября 2005 года от инфаркта. За год до его смерти вышла его книга, в предисловии он написал:

«Зачем я пишу эту книгу? Прежде всего для себя, чтобы еще раз всё вспомнить и расставить по местам. Потом — для родных и близких. Для друзей, которые мне помогали, чтобы сказать им спасибо. И для врагов, чтобы знали: я ничего не забыл. И, наконец, для всех остальных, которым известна фамилия Айзеншпис, но которые совершенно не знают, кто он. Бизнесмен, певец, продюсер, уголовный авторитет? Нет, Айзеншпис — это я, и это моя жизнь».