Голоса правды и политика лжи

26 апреля исполняется 39 лет со дня аварии на Чернобыльской АЭС — крупнейшей в истории техногенной катастрофы в области «мирного атома». Те, кто участвовал в ликвидации последствий и выжил, уже стары. Те, кто застал катастрофу детьми, — не молоды.

Многие впервые узнали о масштабах полузабытой трагедии, ее причинах и последствиях только в 2019-м, когда прогремел снятый НВО сериал «Чернобыль». Тем не менее, за прошедшие почти 40 лет чернобыльская катастрофа много раз отражалась в массовой культуре — в самых разных жанрах, и не только в России.

До «Чернобыля» НВО был хороший и недооцененный украинский мини-сериал «Мотыльки» с совсем юным тогда Юрой Борисовым в главной роли, был артхаусный «В субботу» Александра Миндадзе с Антоном Шагиным, была докудрама Би-би-си «Chernobyl Nuclear — Surviving Disaster», была игровая видеосерия Ренни Бартлетта «Правда об аварии на Чернобыльской АЭС» с фрагментами реальных интервью ликвидаторов. YouTube полон чернобыльских видео от «сырых» кинокадров, снятых в 1986 году на крыше разрушенного реактора, до полноценных документальных фильмов. 

В 1980-х — 90-х Чернобыль проникал в народную культуру, даже в анекдоты детские («Колобок-колобок, почему ты лысый? — А я не колобок, я ежик из Чернобыля!») и взрослые («Картошка из Чернобыля, картошка из Чернобыля! Налетайте, покупайте — для начальников, для тещ, для соседей!») и частушки («Ускоренье — важный фактор, но не выдержал реактор, и теперь наш мирный атом вся Европа кроет матом»). 

Наконец, Чернобыль — уже как миф о закрытой зоне, по которой якобы бродят радиоактивные мутанты, — стал основой для компьютерных игр. Наиболее известная из них — S.T.A.L.K.E.R. Свой Чернобыль есть и в Call of Duty, и в Minecraft, причем это уже миф второго уровня, основанный на вселенной «Сталкера». Но первыми и главными свидетельствами Чернобыля стали письменные свидетельства очевидцев и журналистов. Многие из этих записей легли в основу книг. Мы выбрали для вас пять произведений, которые стоит прочесть.

1. Светлана Алексиевич, «Чернобыльская молитва»

Первая публикация — 1997

Светлана Алексиевич считает себя в первую очередь журналистом и лишь потом — литератором. «Чернобыльская молитва», как и другие ее книги — «Цинковые мальчики» о войне в Афганистане, «Время секонд-хенд» о 1990-х, «У войны не женское лицо» о женщинах на Великой Отечественной, — это сборник голосов. 

После чернобыльской аварии в течение десяти лет Алексиевич взяла несколько сотен интервью у переживших катастрофу: ликвидаторов, родственников погибших в аварии, жителей «чернобыльской зоны», навсегда покинувших свои дома. От самой писательницы в книге нет ничего, кроме предисловия и эпилога, посередине — только монологи непосредственных свидетелей, и они звучат оглушительнее и ранят больнее, чем мог бы любой авторский текст.

В 2015 году Алексиевич стала лауреатом Нобелевской премии по литературе. Это была первая в истории Нобелевка, присужденная не за романы или поэзию, а за документалистику.

Книга Алексиевич стала одним из источников для сценария сериала НВО «Чернобыль», многие сюжетные линии (например, о пожарном Василии Игнатенко и его жене Людмиле или об отстреле в чернобыльской зоне бездомных животных) заимствованы напрямую оттуда.

«Было так... Объявили по радио: кошек брать нельзя! Дочка — в слезы, от страха потерять свою любимую кошку стала заикаться. Кошку в чемодан! А она в чемодан не хочет, вырывается. Обцарапала всех. Вещи брать нельзя! Я все вещи не возьму, я возьму одну вещь, только одну! Я должен снять дверь с квартиры и увезти. А вход забью досками.

Наша дверь — наш талисман! Семейная реликвия. На этой двери лежал мой отец. Сказала мне мама, покойника надо положить на дверь от его дома, пока не привезут гроб. Я сидел около отца всю ночь, он лежал на этой двери. И на этой же двери до самого верха зазубрины, как я рос. Отмечено: первый класс, второй. Седьмой. Перед армией. А рядом — как рос уже мой сын... Моя дочь... На этой двери вся наша жизнь записана, как я ее оставлю?

Я ее вывез, дверь. Ночью, на мотоцикле, лесом, через два года, когда наша квартира уже была разграблена. За мной гналась милиция: “Будем стрелять!” Конечно, они приняли меня за мародера. Дверь из собственного дома я как украл...»

2. Алесь Адамович, «Имя сей звезде Чернобыль»

Первая публикация — 2006 (Беларусь), 2021 (Россия)

Патриарх белорусской литературы Алесь Адамович во время чернобыльской аварии был в отпуске, а когда вернулся, застал тихую панику и обожженные радиацией земли (сама АЭС находилась в Украинской ССР, но основной груз радиации приняла на себя соседняя Беларусь). Адамович не мог поверить, что советская власть ради хорошего реноме пожертвовала безопасностью своих граждан, оказавшихся на зараженных территориях. Он метался в ужасе от бездействия и лжи чиновников, писал обращения к Горбачеву. Книга — его смятенные письма друзьям в первые дни катастрофы, рваные дневниковые записи со множеством сокращений и перечеркиваний, гневные попытки разобраться, кто виноват. 

«Как в 41-м — уже война гремит, а те, кому положено принимать решения, загнув голову, пытаются услышать его распоряжение: считать или не считать это войной? Узнали, что взорвалась [АЭС], что [туча] пошла на Бел/оруссию/, на многострадальную снова, но у чиновников одна мысль: а что потом нам скажут! Сдыхайте, но себя соблюдем! Сдыхайте, но политика прежде всего! Те 18-летние девочки, что сейчас в минской больнице, — с Гомельщины, не получили бы 1000 рентген, потому что не стояли бы на окнах, не мыли бы их, а захлопнули бы. И сколько таких? Не знаем, время проявит, и страшно думать.

Можно представить, что речь шла бы и о ядер/ной/ войне, а они бы все прикидывали: а не пострадает ли политика? Погибнет всё, зато политику соблюдем!»

3. Валерий Легасов: высвечено Чернобылем

Первая публикация — 2020

«Валерий Легасов» в данном случае — не имя автора, а часть названия книги. Ее составителями выступили после смерти Легасова журналисты Сергей Соловьев, Николай Кудряков и Дмитрий Субботин. 

Академик Валерий Легасов руководил ликвидацией аварии в Чернобыле, в 1986 году выступил на конференции МАГАТЭ в Вене с пятичасовым докладом, в котором рассказал о возможных причинах аварии, в том числе о конструктивных недостатках взорвавшегося реактора. После этого в СССР попал в опалу, был фактически отстранен от работы и в 1988 году повесился. Он оставил и письменные воспоминания, и надиктовал несколько магнитофонных кассет с рассказами об аварии, которые легли в основу книги.

Легасов по собственной памяти восстанавливает картину произошедшего, объясняет физико-химический механизм катастрофы, называет имена всех участников. Сухим языком ученого он фиксирует и самоотверженность ликвидаторов, и беспомощность чиновников. На эмоции не разменивается: «Измерения оказались не совсем точными… Снабжение было не вполне достаточным».

Эмоции он, видимо, копил в себе. Они ели его изнутри и за два года съели.

«На второй или на третий день я предложил создать в составе Правительственной комиссии информационную группу, пригласив в нее двух-трех опытных журналистов, которые бы получали информацию технического, радиационного, медицинского характера от специалистов, и выпускать ежедневные или несколько раз в сутки пресс-релизы, которые могли бы передаваться в ТАСС, в газеты, по телевидению, чтобы ясна была обстановка, что и как происходит, как вести себя населению.

Предложение не отторгалось, но пресс-группы создано не было».

4. Сергей Плохий, «Чернобыль: история ядерной катастрофы»

Первая публикация — 2018 (Украина), 2021 (Россия)

Сергей Плохий — историк, профессор Гарвардского университета. Он анализировал огромный массив документов, в особенности когда после 2014 года украинские власти рассекретили часть архивов КГБ. Плохий говорит не столько о непосредственно аварии — хотя поминутно расписывает ее ход, — сколько о ее политических и общественных последствиях, о которых раньше было не принято распространяться. 

Например, о том, как СССР представлял аварию на международной арене, как она обострила межэтнические конфликты в Советском Союзе и повлияла на подъем национальных движений в Украине, стала стимулом для возникновения экологического активизма и одним из факторов, приблизивших крах СССР. Своей неприязни к советскому строю автор не скрывает.

Несмотря на обилие научных сведений, книга написана легко и увлекательно, читается как беллетристика.

«Первыми картину катастрофы снаружи увидели рыбаки. Той теплой апрельской ночью у пруда-охладителя Чернобыльской АЭС их собралось немало. Пруд давно уже превратили в садок для разведения рыбы. Два рыбака оказались метрах в двухстах пятидесяти от турбинного зала. Внезапно в ночной тишине раздался глухой звук взрыва, потом другой. Под ними задрожала земля, языки пламени осветили все вокруг. Но если охрана и заметила рыбаков, никто по их душу не явился. Огонь над зданием энергоблока вздымался все выше, а они все так же сидели с удочками на берегу. Им было невдомек: на землю пала ядерная звезда Полынь, отравляя почву, воду, их улов и самих ловцов. Они смотрели, но ничего не видели. Эти два человека стали первыми в длинном ряду тех, кто оказался ослеплен случившимся: смотрел, но не видел, видел, но не понимал».

5. Ольга Кучинская, «Политика невидимости»

Первая публикация — 2014 (США), на русский язык книга не переведена

Ольга Кучинская — профессор Питтсбургского университета. Полное заглавие ее книги — «Политика невидимости: общественное знание о действии радиации после Чернобыля» (The Politics of Invisibility Public Knowledge about Radiation Health Effects after Chernobyl). 

Кучинская исследует, как информация об аварии доносилась до советских граждан, в первую очередь жителей Украины и Беларуси, у которых от этой информации зависели здоровье и будущее. Ведь сама радиация, пишет Кучинская, невидима и не ощущается, так что всё связанное с ней можно узнавать только из сообщений. Она анализирует и официальные стратегии советских властей, предпочитавших замалчивать опасность, но любой ценой «избегать паники», и то, как сведения о случившемся распространялись в народе по «сарафанному радио», зачастую обрастая фантастическими домыслами. 

Чернобыль для Кучинской — лишь самый близкий ей показательный пример того, как информационная блокада катастрофы, «политика невидимости», предлагает обществу комфортное ощущение безопасности вместо тревожной правды: она рассматривает ту же информационную политику на примере более близкой нам по времени аварии на АЭС Фукусима в Японии и на примерах других бед, от загрязнения окружающей среды до глобального потепления.

«Советская власть просто не хотела, чтобы люди обсуждали между собой радиацию, ее допустимые уровни или связанные с ней болезни. Нынешний возросший интерес к истории Чернобыля связан в том числе и с тем, что многие страны не понимают, как говорить об изменениях климата».